1418 дней и ночей - на фронте.
История №2
С первого до последнего дня Василий Михайлович Соболев был на войне. Сейчас ему 74 года. У него четыре внука. Я с интересом смотрел семейный альбом, фотографии военных лет. Василий Михайлович показал мне свои награды, среди них - ордена Отечественной войны 1 и 2 степени, орден Красного Знамени. Ветеран рассказывает о трудном военном пути, о суровых военных буднях.
Записал Дмитрий Орловский, 1995 год
Меня призвали в армию в апреле 1941 года. 3 месяца я служил под Минском. Наш военный городок располагался в лесу. 21 июня на плацу, где стояло пять казарм, все смотрели кино. Было раннее утро, когда над военным городком навесили тени фашистских самолётов. Началась бомбёжка. Солдаты выпрыгивали из окон казарм в одном нижнем белье. В казармы бомбы не попали, но прямым попаданием был уничтожен склад боеприпасов. Все собрались в лесу, где стоял летний лагерь. Солдатам стали выдавать обмундирование и оружие. Мы даже не успели полностью одеться, как фашисты неподалёку на поляну сбросили десант.
Взвод фашистов мы уничтожили, но затем с боями стали отступать. Время от времени получали приказы окопаться, приготовиться к обороне. Так шли фашисты за нами по пятам...
Мой самый первый крупный бой был у реки Березина. Ранило в руку. Тогда, в 1941 году, с моим ранением в госпитале нечего было и думать. "Перебинтуй, братишка" - вот и всё лечение.
Если мы крепко держали оборону, немцы могли нас окружить. Чтобы не попасть в окружение, по приказу командования отступали. Но однажды часть все-таки попала в кольцо, нам пришлось пробиваться с боями, оставив обоз и тяжелую артиллерию.
Во время отступления произошел такой случай. Мы отдали деревню, отступив на полтора километра. Был дан приказ окопаться и занять оборону. Вдруг подбегает к нам маленький мальчик: "Дяденьки, в нашем доме над политруком издеваются немцы. Меня к вам бабушка послала". Мы - бегом в деревню. Сняли часового, вошли в избу... Руки политрука были прибиты гвоздями, на груди вырезана звезда. Мы сняли тело офицера, положили на шинель. В соседней комнате фашисты пили, горланили песни. Распахнув дверь, мы забросали их гранатами - и ходу. Мальчика бабушка отправила с нами, боялась, что фашисты узнают, кто привел солдат. Так и остался пацан у нас, стал сыном полка.
Части Красной Армии отступали с тяжелыми боями. Я со своим батальоном отступал до самой Москвы. Уже под Москвой повысили в звании до старшего сержанта, я стал помощником командира взвода.
И вот битва за Москву. Отступать было некуда. Фашисты стянули к Москве огромные силы: артиллерию, танки. Земля стонала под ногами, но мы выстояли. Когда немцев отогнали от Москвы, нашу часть переформировали. Я попал в 112-й полк 62-й армии. Полтора месяца длились отдых и подготовка к новым боям. Затем нас перебросили под Сталинград.
Бои за Сталинград - переломный момент в войне. Мы сражались за каждый дом, за каждую высоту. Захватывали улицу, отступали, отдавая её немцам, и снова захватывали...
Я помню один случай. Мой взвод держал высоту. Кончились боеприпасы. Получил приказ отступить. Отступили, стал я подсчитывать потери. Недосчитался Саши Лунева. Все, думаю, убили Сашу. Взвод получил боеприпасы, подошло пополнение. Выбив фашистов, снова укрепились в своих же окопах. Вдруг слышу: «Командир, Лунев живой!». Я к нему: «Саша, что случилось? Где ты был?». Оказалось, после минометного огня упала плита на окоп. Пока Саша вылезал, стемнело, взвод отступил. «Смотрю немцы. Посчитал патроны — двадцать один. Один отложил для себя, Думал, если будут брать в плен, то... Вот сижу, наблюдаю. Взлетела ракета, стало светло. Увижу голову - выстрелю». Словом, к тому времени, когда подошел взвод, у Саши остался один патрон.
В боях за Сгалинград 20 октября меня тяжело ранили, вывезли на левый берег Волги. Потом, когда приходил в себя, смутно вспоминал: еду на машине с ранеными бойцами; кабина самолета; я весь в бинтах и прошу пить, а мне говорят: «Потерпи, тебе нельзя»; мерное постукивание колес поезда. Так уносил меня в глубокий тыл эшелон.
Четыре месяца я пролежал в госпитале в Челябинске. В госпиталь пришел капитан из Свердловского пехотного училища, он пригласил меня учиться на офицера. Но я был очень слаб, еле-еле двигался. Приехала за мной сестра — хотели отправить меня домой на поправку. А мои товарищи-сталинградцы, которые были без рук, без ног, говорили: «Ты должен отомстить. У тебя руки и ноги целы, а ты — в тыл...». Сестру я проводил на вокзал. Сам поехал в Свердловск. Нашел капитана в пехотном училище. Начальник этого училища (в боях он потерял ногу) командовал 64-й дивизией под Сталинградом. Он сказал: «Куда тебе на фронт, такому худому?» А я говорю: "Дал обещание сталинградцам - отомстить!».
Началась учеба. После экзаменов направили в батальон, который готовился к боям в Белоруссии. При распределении спросил у офицера, где же находится моя родная 62-я армия. «Да вот она, здесь», - ответил он. Оказывается, фашисты так ненавидели 62-ю армиюю, следили за ее передвижением, узнали что в целях маскировки ее переименовали в 8-ю Гвардейскую. Так я попал в свою часть, с которой дошел до Берлина.
Меня назначили командиром взвода. Прошли боями по Белоруссии, затем в Польше брали Люблин. После этого нашему полку дали имя Люблинский. Наша дивизия за всю войну получила пять орденов - два ордена Боевого Красного Знамени, орден Суворова, орден Кутузова и орден Богдана Хмельницкого.
Красная Армия громила фашистов. Мы подошли к реке Висле и форсировали eе. Сходу заняли Висловский плацдарм. Держали его почти пять месяцев, пока подошли тылы. Немцы забросали нас листовками: «Мы знаем, что вы 62-я армия. Мы отомстим вам за Сталинград. У нас новое смертоносное оружие». На фауст-патрон намекали.
В январе 1945-го началось наступление по всему фронту. В городе Познани меня третий раз ранило — осколком того самого фауст-патрона. В Лодзе пролежал в госпитале два месяца, затем вернулся в свою часть.
Начиналась подготовка к штурму Берлина. Нашим направлением в наступлении были Зееловские высоты. Это было мощное укрепление фашистов. Маршал Г.К. Жуков — он находился в штабе нашей армии, отдал приказ подтянуть всю артиллерию и авиацию. Фашистские укрепления из бетона и металла сравняли с землей за два дня.
И вот — взятие Берлина. Бои продолжались днем и ночью. Яркие прожектора освещали улицы и дома, ослепляя противника. Помню, как мы устанавливали «сирены» на танках. Военная хитрость! В обязанности пехотинцев входило сидеть на танке и крутить ручку сирены... У всех был какой-то особый душевный подъем, знали, что победа близка. Второго мая Берлин был взят!
После войны, а демобилизовался я не сразу, приехал домой, в Караганду. Работал директором кинотеатра. Поступил в горный техникум, закончив его, пошел работать шахтером. Под землей я проработал 21 год. После смерти жены остался один. Начались проблемы со здоровьем: сказывались старые раны. Перенес инфаркт. Сын приехал за мной и забрал к себе, в Мирный. Так я и попал на Север.
Вспоминать о войне не хочется. Но и забывать нельзя! Помню, однажды наша часть проходила деревню. Тишина стояла звонкая. Я заглянул в окошко дома, окруженного яблонями. В углу висит икона, горит лампадка. И так у меня сердце защемило, что перекрестился. A капитан говорит: «Что ты крестился? Что ты увидел?». А я говорю: «Видишь, как здесь тихо. Войны как будто и нет»...
Записал Дмитрий Орловский, 1995 год
